В воскресенье, 12 октября, община преподобного Иова Почаевского вновь собралась на Евхаристическое богослужение, чтобы литургически отпраздновать Покров Богородицы и памяти ряда святых Божиих.
Судьбы Божии переплетаются в единое повествование — не только о спасении отдельных душ, но и о созидании миров, где каждый народ, каждая культура и каждая эпоха отвечают на Божий призыв. Так и празднование 12 октября в нашей общине стало как бы малой икономией всей истории христианства — от Иоанна Богослова до святителя Тихона, от Армении до Руси, от Влахерн до Буэнос-Айреса. В Пречистой Богородице, явившей Свой Покров над Божиим народом, раскрывается тайна материнского попечения Неба о земле: та же Жена, облеченная в солнце (Откр. 12:1), стоит над историей, укрывая чад Своих от бурь веков. В этой Владычице соединяются времена и народы, ибо Она есть живое воплощение ответа человека Богу — смиренного «да будет», которое становится опорой вселенной.
Блаженный Андрей, славянин по происхождению, зрел этот Покров как знамение защиты — и в нем отозвалась вся судьба христианских народов, стоящих между Востоком и Западом, между мечом и молитвой. А преподобный Роман Сладкопевец, получивший дар богословского пения в этот день, стал голосом благодарящего человечества. Их жизнь — это ответ на вызов эпохи, когда внешняя сила рушит стены, а внутренняя молитва воздвигает храм небу в сердце.
Мученики Киприан, Иустина и Феоктист — это другой поворот того же вселенского сюжета. В них побеждает Крест, утверждающий торжество Божественной любви над гордыней демонов и тщетой языческой мудрости. Киприан — бывший волхв — разрушил прежние оковы суеверного и демонического служения и публично исповедал Христа; у них вера явлена не как теоретическое учение, а как личное покаяние, мученичество и служение, в котором Крест побеждает ложную мудрость и освобождает разум и сердце. История здесь вновь откликается на вызов: духовное рабство разрушено жертвой, тьма повержена светом.
Святитель Григорий Просветитель и его сын Аростан отвечают на тот же зов, но уже в масштабе народа: Армения становится первым христианским царством — и таким образом изнутри преображается логика цивилизации. Святитель Григорий Просветитель — это образ апостольского преображения истории: в нем Евангелие впервые становится не только личной верой, но судьбой целого народа. Его подвиг открывает новую ступень действия благодати — не обращение отдельного сердца, а просвещение цивилизации. Через Григория слово Христово входит в плоть культуры, когда вера освящает не только человека, но и язык, искусство, право, память и землю. Его служение показывает, что Церковь — не надстройка над миром, а сама форма бытия обновленного человечества, в котором народы, как живые члены единого Тела, приносят Христу свои дары и свою историю.
На Руси, где семя Евангелия взошло в водах Днепра и укоренилось в сердце народа через апостольское преемство, положенное митрополитом Михаилом — первым предстоятелем Киевской Церкви, — история христианства обрела новую страницу своего всемирного повествования. Здесь, как и в Армении, вера стала формой народного бытия, а не частным исповеданием. От Михаила до Тихона проходит не просто линия иерархов, но эстафета Духа, в которой Церковь выступает живым организмом благодати, сохраняющим верность Христу среди политических и культурных бурь.
Святитель Тихон, патриарх Московский, стал иконой церковного послушания и кроткой силы, человеком, через которого раскрылась трагическая святость ХХ века — святость исповедническая, беззащитная, но победоносная. Его тихое слово и страдальческое стояние в эпоху разломов явили миру образ Церкви, не зависящей от государств, но стоящей выше них — как голос совести, как память о Небе.
Митрополит Петр Крутицкий, местоблюститель Патриаршего престола, принял этот крест как личное распятие: в одиночестве тюрем и ссылок он хранил непрерывность апостольского преемства, утверждая, что Церковь живет не силой учреждений, а верностью Христу.
А преподобный Алексий Зосимовский, был внутренним стержнем этой эпохи — тихим старцем, в чьем сердце, словно в лампаде, горел свет молитвы. Он был тем, через кого действовал Промысл, избравший святителя Тихона на патриаршество, и тем, кто своей безмолвной жизнью свидетельствовал: сила Церкви — не во внешнем могуществе, а в чистоте духа.
Так в этих образах — Михаила, Тихона, Петра и Алексия — раскрывается путь Русской Церкви как исторического воплощения Божественного Откровения: от крещения народа к исповеданию веры в безбожном мире, от царственного христианства к страдающему, но не побежденному Телу Христову.
В нынешнем богослужении мы прикоснулись к пониманию того, что наша история раскрывается как пространство Божественного воспитания. Каждый святой — это ответ человечества на вызов времени, и в каждом ответе отражен тот же Лик — Христа, Который «вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр. 13:8). Когда мы в нашем многострадальном храме вспоминаем этих свидетелей, то стоим не на окраине мира, а в центре всемирной драмы спасения: здесь, в малом круге общины, совершается та же тайна, что и во Влахернах, в Никомидии, в Армении и на Руси. Потому что Церковь — это не институт и не народность, но присутствие Вечного в истории. И когда мы празднуем Покров, мы празднуем не просто память чудес, но саму возможность истории быть сохраненной любовью Божией.
С нами на Литургии молился друг общины Эдуард, и мы разделили литургическое приветствие мира, эхом слов Спасителя: «Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18:20). Это приветствие не просто ритуал, но живое свидетельство о том, что наша малая церковь собирается не по человеческому произволу, а во Христе, Который есть Глава и средоточие Тела (Еф. 1:22-23). В этом единении мы переживаем тайну Церкви как сообщества, где каждый — член одного Тела, призванный к взаимному служению и поддержке (Рим. 12:4-5), напоминая, что истинное собрание рождается из любви, преодолевающей барьеры и укрепляющей в вере.
После Литургии мы пропели «Многая лета» нашему испаноязычному брату Гастону, в крещении нареченному Киприаном, — тому, кто по стечению обстоятельств отдалился от нашего храма и общины. Но мы храним его в сердце и молитвах, помня его добрый нрав, умение шутить и быть душой компании, евангельскую детскую ранимость его души (Мф. 18:3), а также его жизненные невзгоды, подобные испытаниям в плоти, что укрепляют веру (2 Кор. 12:7). В этой памяти и молитве мы видим отражение евангельского призыва к любви, которая не помнит зла (1 Кор. 13:5), но уповает на Божье милосердие, Которое печется о каждом Своем чаде, даже в отдалении, подобно тому, как Пастырь ищет потерянную овцу (Лк. 15:4-7). Таким образом, наша молитва становится мостом, соединяющим нас в Духе, несмотря на расстояния и забвение.
Затем мы совершили Молебен о путешествующем в Россию нашем добром брате Андрее, сыне «последнего русского кадета за рубежем», прося Ангела-Хранителя понести его на крылах (Пс. 90:11) в благословенную землю, хранящую православные традиции не смотря на смутные времена и гонения. Эта земля, пропитанная молитвами святых и историей веры, становится для него не просто пунктом назначения, но символом возвращения к истокам, где Дух Святой веет в преданиях и молитвах веков, подобно дыханию Божьему над хаосом (Быт. 1:2). В этом молебствии мы выразили надежду на то, что его путь станет паломничеством, обогащающим душу и укрепляющим в традиции, которая связывает поколения в едином хоре славословия.
За трапезой, осененной братской любовью, которая покрывает множество грехов (1 Пет. 4:8), мы вели беседы о делах Царства — о молитве, служении, духовном возрастании — и о повседневных заботах. Эти разговоры стали полем для размышлений о том, как земные дела переплетаются с небесными, видя в них возможность для смирения и упования, памятуя апостольское: «Все мне позволено, но не все полезно» (1 Кор. 6:12). В такой атмосфере мы укреплялись в надежде на вечное общение в Боге, где все преходящее обретает смысл в свете Его вечности (2 Кор. 4:18), и каждый миг становится шагом к полноте в Царстве под Покровом Богородицы.